Михаил Фейгельман: «Я ищу белых ворон, которых интересует наука, а не просто академическая карьера»

В Люблянском уни­вер­си­те­те откры­лась новая аспи­рант­ская про­грам­ма при под­держ­ке Google Quantum, на кото­рую будут при­ни­мать сту­ден­тов в том чис­ле и из России. Физик Михаил Фейгельман объ­яс­ня­ет, зачем аме­ри­кан­ской кор­по­ра­ции пона­до­бил­ся новый про­ект в Словении и в чем осо­бен­ность этой про­грам­мы. В интер­вью T-invariant он опи­сы­ва­ет опас­ные трен­ды в совре­мен­ной нау­ке и рас­ска­зы­ва­ет, как создать «ост­ров ака­де­ми­че­ской разумности». 

Справка

Михаил Фейгельман – физик-тео­ре­тик, док­тор физи­ко-мате­ма­ти­че­ских наук, спе­ци­а­лист в обла­сти кван­то­вой физи­ки кон­ден­си­ро­ван­но­го состо­я­ния и тео­рии сверх­про­во­ди­мо­сти, про­фес­сор МФТИ, почет­ный член Американского физи­че­ско­го обще­ства (2008). С 2003 по 2018 — заме­сти­тель дирек­то­ра Института тео­ре­ти­че­ской физи­ки име­ни Л. Д. Ландау РАН, с 2003 по 2023 — заве­ду­ю­щий базо­вой кафед­рой МФТИ «Проблемы тео­ре­ти­че­ской физи­ки» при ИТФ им. Л.Д.Ландау РАН. С 2023 года — науч­ный сотруд­ник Наноцентра при Институте физи­ки в Словении и коор­ди­на­тор аспи­рант­ской про­грам­мы при Люблянском университете.

Квантовая физика в Любляне 

 T-invariant: Как воз­ник новый про­ект в Словении? 

Михаил Фейгельман: Проект мы при­ду­ма­ли вме­сте с моим ста­рин­ным дру­гом и соав­то­ром Львом Иоффе, кото­рый уже дав­но рабо­та­ет в Америке и зани­ма­ет­ся, в част­но­сти, физи­кой кван­то­вых вычис­ле­ний. Мы иска­ли неболь­шую евро­пей­скую стра­ну, где мож­но было бы соби­рать моло­дых людей, как тех, кото­рые сбе­жа­ли из России, так и, вооб­ще гово­ря, любых дру­гих, кому будет инте­рес­но зани­мать­ся имен­но физи­кой, а не про­сто «стро­ить ака­де­ми­че­скую карье­ру». От послед­не­го дав­но тош­нит. А даль­ше выбор не очень большой. 

Во-пер­вых, это долж­но быть место, где, с одной сто­ро­ны, уже есть хоро­шая кван­то­вая физи­ка кон­ден­си­ро­ван­но­го состо­я­ния, с дру­гой сто­ро­ны, нет чрез­мер­но­го аплом­ба типа «нам никто внеш­ний не нужен». И, с тре­тьей сто­ро­ны, мы иска­ли место, где мы не упрем­ся в неже­ла­ние иметь дело с выход­ца­ми из России, кто бы они ни были. И если посмот­реть пере­се­че­ние этих всех усло­вий, оно не широ­кое. Поэтому Лев обра­тил­ся к одно­му из сло­вен­ских про­фес­со­ров, кото­рый сотруд­ни­ча­ет с Google Quantum, и тут доволь­но быст­ро выяс­ни­лось, что сло­вен­ские физи­ки вполне заин­те­ре­со­ва­ны в таком про­ек­те. Соображение о том, что у них появит­ся неболь­шое коли­че­ство спе­ци­а­ли­стов из нашей обла­сти, кото­рые еще будут моло­дежь под­тя­ги­вать и это направ­ле­ние раз­ви­вать, им при­шлось по вку­су. Исходно мы хоте­ли сра­зу новую маги­стер­скую про­грам­му по кван­то­вой физи­ке запу­стить, но в Люблянском уни­вер­си­те­те нам посо­ве­то­ва­ли не торо­пить­ся: «Магистратуру откры­вать дол­го, давай­те нач­нем с аспи­рант­ской про­грам­мы, а там будем даль­ше двигаться».

T-i: У вас про­грам­ма пред­на­зна­че­на как для тео­ре­ти­ков, так и для экс­пе­ри­мен­та­то­ров. А база для них есть в Любляне? 

МФ: Пока неболь­шая. Но мы преду­смот­ре­ли, как решить эту про­бле­му. Наша аспи­рант­ская про­грам­ма под­ра­зу­ме­ва­ет воз­мож­ность того, что аспи­рант выби­ра­ет науч­но­го руко­во­ди­те­ля не обя­за­тель­но в Любляне, а, напри­мер, в Гренобле, Карлсруэ или Дельфте. Он часть вре­ме­ни обу­ча­ет­ся в Любляне, а часть вре­ме­ни рабо­та­ет там, где дого­во­рил­ся о науч­ном руко­вод­стве. Особенность экс­пе­ри­мен­таль­ной части про­грам­мы в том, что сво­их руко­во­ди­те­лей имен­но в этом направ­ле­нии здесь пока мало (хотя они и есть, без­услов­но), но мы нашли спо­соб этих людей вырастить. 

T-i: Довольно слож­ная орга­ни­за­ци­он­ная конструкция? 

МФ: Да, имен­но поэто­му реа­ли­зо­вать ее, напри­мер, во Франции или Германии кажет­ся совер­шен­но нере­аль­ным. А в Словении науч­ная бюро­кра­тия не само­до­вле­ю­щая, она, глав­ным обра­зом, под­чи­не­на здра­во­му смыс­лу. Например, нам уда­лось дого­во­рить­ся о том, что на эту про­грам­му может посту­пать выпуск­ник бака­лаври­а­та МФТИ или физ­фа­ка ВШЭ, пото­му что объ­ем это­го бака­лаври­а­та почти покры­ва­ет 5-лет­нюю евро­пей­скую маги­стер­скую программу.

Мы уже при­ня­ли в 2023 году пять чело­век, из кото­рых чет­ве­ро рос­си­ян. При этом мы ощу­ти­ли инте­рес к нашей ини­ци­а­ти­ве не толь­ко со сто­ро­ны уни­вер­си­тет­ских про­фес­со­ров. Здесь есть два учре­жде­ния, кото­рые нахо­дят­ся через доро­гу одно от дру­го­го: физи­че­ский факуль­тет уни­вер­си­те­та и Институт физи­ки име­ни Йозефа Стефана, отно­ся­щий­ся к Словенской ака­де­мии наук. Расстояние меж­ду ними мет­ров сто, что облег­ча­ет сотруд­ни­че­ство. В нед­рах Института физи­ки суще­ству­ет Наноцентр. Это насто­я­щий центр нано­тех­но­ло­гий, кото­рый рабо­та­ет по зака­зу тру­дя­щих­ся. Если кому-то надо сде­лать «нано-изде­лие» и встре­ти­лись про­бле­мы с эта­па­ми, тре­бу­ю­щи­ми слож­но­го обо­ру­до­ва­ния — пла­ти, и ква­ли­фи­ци­ро­ван­ные люди на обо­ру­до­ва­нии Наноцентра эти эта­пы выпол­нят. Это чрез­вы­чай­но эффек­тив­ное учре­жде­ние отча­сти пото­му, что им руко­во­дит Драган Михайлович Dragan Mihailovic — чело­век, очень ква­ли­фи­ци­ро­ван­ный как по части физи­ки, так и по части менедж­мен­та. А отча­сти пото­му, что ста­тус Наноцентра — него­су­дар­ствен­ная неком­мер­че­ская науч­ная орга­ни­за­ция, что силь­но облег­ча­ет жизнь во всех отношениях.

Вот на этом сою­зе наша про­грам­ма и основана.

Физический факуль­тет Словенского уни­вер­си­те­та в Любляне. Google view

T-i: А зачем Google Quantum нужен «свеч­ной заво­дик» в Любляне? 

МФ: Есть нема­ло ака­де­ми­че­ских групп, кото­рые в той или иной сте­пе­ни реша­ют зада­чи, инте­рес­ные для Google Quantum. Дело в том, что созда­ние кван­то­во­го ком­пью­те­ра — это про­ект огром­ной слож­но­сти. Им зани­ма­ет­ся мно­го команд в раз­ных стра­нах, они сотруд­ни­ча­ют с раз­лич­ны­ми круп­ней­ши­ми «игро­ка­ми» в этой обла­сти (Google, IBM, еще неко­то­рые). Есть зада­чи, отно­ся­щи­е­ся к этой обла­сти физи­ки, кото­рые инте­рес­ны для кор­по­ра­ций, но не настоль­ко, чтоб вклю­чать их в свои соб­ствен­ные теку­щие пла­ны рабо­ты. Тогда заклю­ча­ет­ся согла­ше­ние о сотруд­ни­че­стве с ака­де­ми­че­ской груп­пой, кото­рой такая зада­ча поче­му-либо инте­рес­на. Например, в тече­ние ряда лет про­ис­хо­дит тако­го рода сотруд­ни­че­ство Google Quantum с экс­пе­ри­мен­таль­ной груп­пой в Karlsruhe Institute of Technology. Есть и дру­гие подоб­ные при­ме­ры. Кроме того, кор­по­ра­ции так­же нуж­да­ют­ся в тол­ко­вых людях, кото­рые бы на них рабо­та­ли. Поэтому они непре­рыв­но про­во­дят отбор моло­де­жи. Идея о том, что будет еще одно, хоть и неболь­шое, место, в кото­ром на вхо­де аспи­ран­тов будет при­ни­мать по насто­я­ще­му экза­ме­ну, а не по резю­ме и реко­мен­да­ци­ям — эта идея всем понравилась. 

T-i: То есть сту­ден­тов на эту про­грам­му при­ни­ма­ют не так, как осталь­ных аспи­ран­тов Люблянского университета?

МФ: Совершенно вер­но. Их при­ни­ма­ют на осно­ва­нии двух пара­мет­ров. Первое – это экза­мен для тео­ре­ти­ков или для экс­пе­ри­мен­та­то­ров. Но и в том, и в дру­гом слу­ча­ях люди долж­ны решить неко­то­рое коли­че­ство задач и объ­яс­нить, что они, соб­ствен­но, реши­ли. Экзамен про­хо­дит дистан­ци­он­но, бла­го сред­ства теле­ком­му­ни­ка­ции поз­во­ля­ют делать это, когда угод­но, удоб­ным образом.

Второе — это общее тре­бо­ва­ние уни­вер­си­те­та Любляны (не совсем обще­при­ня­тое на Западе): аспи­ран­та окон­ча­тель­но при­ни­ма­ют тогда, когда он дого­во­рил­ся с кем-то из науч­ных руко­во­ди­те­лей, что этот науч­ный руко­во­ди­тель его берет. Не так, что мы тебя зачис­лим, а потом ты будешь год раз­би­рать­ся, кто у тебя науч­ный руко­во­ди­тель — ниче­го подоб­но­го. На слу­чай нали­чия каких-то науч­ных руко­во­ди­те­лей, кото­рые не име­ют офи­ци­аль­но­го ста­ту­са в уни­вер­си­те­те Любляны, преду­смот­ре­на такая кон­фи­гу­ра­ция, что есть науч­ный руко­во­ди­тель, а есть его со-руко­во­ди­тель из уни­вер­си­те­та, кото­рый согла­сен выпол­нять эту роль, и они сов­мест­но сту­ден­том занимаются.

Институт физи­ки име­ни Йозефа Стефана. Nebojša Tejić, STA

T-i: А день­ги? Ведь, если у аспи­ран­та со-руко­во­ди­тель в Карлсруэ или в Гренобле, ему нуж­но пери­о­ди­че­ски ездить по Европе. У ваших аспи­ран­тов повы­шен­ная стипендия?

МФ: Стипендия при­мер­но такая же, как обыч­ная сло­вен­ская. Дополнительные день­ги на поезд­ки мож­но най­ти, это не очень боль­шая про­бле­ма. Нетривиальность реше­ния состо­ит в том, что сло­вен­ское Агентство обра­зо­ва­ния выде­ли­ло целым кус­ком день­ги на сти­пен­дию для ино­стран­ных аспи­ран­тов этой про­грам­мы. Опять-таки, в этом име­ют­ся неко­то­рые отли­чия от обыч­ной прак­ти­ки. Здесь нет тако­го усло­вия, что про­фес­сор может взять аспи­ран­та толь­ко на свой грант. В Словении руко­во­ди­тель может взять аспи­ран­та-сло­вен­ца на день­ги Министерства. Однако в слу­чае с нашей про­грам­мой уда­лось добить­ся того, что­бы Министерство нау­ки выде­ли­ло день­ги на девять ино­стран­ных аспи­ран­тов в год.

T-i: Тогда за что пла­тит Google?

МФ: За пре­по­да­ва­те­лей для этих аспи­ран­тов. В част­но­сти, мне и дво­им моим кол­ле­гам пла­тят из денег, пере­чис­лен­ных в Наноцентр из Google. Соответственно, мы зани­ма­ем­ся науч­ны­ми зада­ча­ми, инте­рес­ны­ми для Googe Quantum — это похо­же на обыч­ный науч­ный грант. Пока это каса­ет­ся тео­ре­ти­че­ских иссле­до­ва­ний, но мы наде­ем­ся, что это сотруд­ни­че­ство будет рас­ши­ре­но и на область эксперимента.

T-i: Аспиранты после защи­ты PhD будут ассо­ци­и­ро­ва­ны с Google?

МФ: Они не обя­за­ны, но у них есть такая воз­мож­ность. Есть хоро­шая воз­мож­ность пой­ти в эту сто­ро­ну еще до защи­ты дис­сер­та­ции. Имеется вполне раз­ви­тая систе­ма ста­жи­ро­вок сту­ден­тов. Когда чело­ве­ка на лет­ние два меся­ца берут на internship, дают ему зада­ние, он его выпол­ня­ет, ему за это пла­тят. И люди при­гля­ды­ва­ют­ся друг к дру­гу: кто что уме­ет, от кого может быть поль­за. Это все не очень силь­но фор­ма­ли­зо­ва­но. Главное реше­ние при­ни­ма­ет­ся по тому, как, соб­ствен­но гово­ря, скла­ды­ва­ет­ся или не скла­ды­ва­ет­ся какое-то науч­ное взаимодействие.

T-i: Есть ли у вас план уве­ли­чить коли­че­ство РhD-студентов?

МФ: Много этих людей не надо. Причем, я дол­жен ска­зать, меня раду­ет, что во всех раз­го­во­рах с мест­ны­ми кол­ле­га­ми зву­чит: нам не нуж­на боль­шая чис­лен­ность, нам нуж­ны тол­ко­вые люди.

T-i: Что в вашем пони­ма­нии «тол­ко­вые»?

МФ: Это люди, кото­рые уме­ют и хотят решать слож­ные зада­чи. Которые сна­ча­ла дума­ют о том, что им инте­рес­но, а потом дума­ют о том, как они сде­ла­ют из это­го карье­ру. По нынеш­ним вре­ме­нам это белые вороны. 

T-i: Все-таки как бы аспи­рант сего­дня не горел новы­ми зада­ча­ми, после РhD он выхо­дит на гло­баль­ный ака­де­ми­че­ский рынок, кото­рый игра­ет по опре­де­лен­ным пра­ви­лам. Вам кажет­ся, что эти пра­ви­ла отча­сти уже про­ти­во­ре­чат самой науч­ной сути? В чем именно? 

МФ: Да, в этом боль­шая про­бле­ма: даже не отча­сти про­ти­во­ре­чит, а в глав­ном. Если корот­ко, эти пра­ви­ла тре­бу­ют отка­зы­вать­ся от инте­рес­ных — ино­гда немно­гим — тема­тик рабо­ты и плыть в каких-то мас­со­вых направ­ле­ни­ях, затра­чи­вая уси­лия в основ­ном на кон­ку­рен­цию с рядом плы­ву­щи­ми, что доволь­но про­тив­но и малоэффективно.

T-i: Значит, ваши аспи­ран­ты могут ска­зать: «Михаил Викторович, вы учи­ли нас решать не мод­ные, а важ­ные и слож­ные зада­чи, и мы их реша­ли. Но если и даль­ше так будем делать — мы ста­нем аут­сай­де­ра­ми, лузе­ра­ми. Мы не смо­жем полу­чать боль­шие гран­ты. И это зна­чит, что у нас не будет денег на сле­ду­ю­щие слож­ные и важ­ные зада­чи. Мы ока­жем­ся на ака­де­ми­че­ской обо­чине». Вероятность того, что они упрут­ся в это, доволь­но велика?

МФ: Да, и это один из частых пред­ме­тов бесед с раз­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми это­го моло­до­го поко­ле­ния. Это чистая прав­да. И я им совер­шен­но чест­но отве­чаю, что поло­же­ние дей­стви­тель­но хре­но­вое, и что наде­ять­ся мож­но толь­ко на то, что сохра­ни­лась еще ред­кая, но свя­зан­ная сет­ка таких людей и таких мест, где их спо­соб­но­сти будут оце­не­ны. Есть люди, и их не так уж мало, кото­рые умуд­ря­ют­ся дер­жать­ся на этом неле­пом «рын­ке» ради науч­но­го резуль­та­та в ста­ром смыс­ле это­го сло­ва, и они заин­те­ре­со­ва­ны в кре­а­тив­ных силь­ных моло­дых сотруд­ни­ках ничуть не мень­ше, чем в гран­тах. В сред­нем по ака­де­ми­че­ской сре­де кон­цен­тра­ция таких людей неве­ли­ка. Но сред­нее ариф­ме­ти­че­ское не обя­за­тель­но опре­де­ля­ет судь­бу. Мы, в общем, при­вык­ли мно­го чего дости­гать не на уровне сред­не­го, а с исполь­зо­ва­ни­ем ред­ких флук­ту­а­ций. Другого пути я не вижу. 

T-i: Если вы им это сооб­ща­е­те на вхо­де, вы рис­ку­е­те моло­дежь отпугнуть? 

МФ: Разумеется. Но тако­ва реаль­ность. И я знаю нема­ло тол­ко­вых ребят, кото­рые про­сто ухо­ди­ли из физи­ки в финан­со­вую мате­ма­ти­ку: они вполне успеш­но там суще­ству­ют. Это тоже выбор. 

T-i: Есть ли у вас ощу­ще­ние, что в России сту­ден­ты послед­них лет ста­ли более праг­ма­тич­ны­ми с точ­ки зре­ния имен­но карьер­но­го роста? 

МФ: Есть.

T-i: В каком году это началось?

МФ: Начиналось посте­пен­но. Лет 10-15 тому назад было уже вполне замет­но. До всем извест­но­го момен­та я еще мог сту­ден­там гово­рить: «Про Америку сами думай­те. Я вам ниче­го осо­бен­но инте­рес­но­го не ска­жу. А в Черноголовке вас все­гда возь­мут, если вы хоро­шо работаете». 

T-i: По вашим ощу­ще­ни­ям, под­ме­на целей в науч­ном мире, когда карье­ра ста­но­вит­ся важ­нее, чем сама нау­ка – это гло­баль­ная про­бле­ма? И в какой момент это про­ис­хо­дит — на уровне маги­стра­ту­ры или когда чело­век попа­да­ет на РhD? 

МФ: То, что это фено­мен гло­баль­ный — это совер­шен­но опре­де­лен­но, хотя это не озна­ча­ет, что он про­яв­ля­ет­ся во всех уни­вер­си­те­тах с оди­на­ко­вой силой. Но он и прав­да про­яв­ля­ет­ся вез­де, в том чис­ле и в России, и в доволь­но урод­ли­вых фор­мах и на всех уров­нях. Я мно­го знаю людей в Москве, с кото­ры­ми лет два­дцать пять назад у меня было общее пони­ма­ние нау­ки, и я их счи­тал физи­ка­ми высо­кой ква­ли­фи­ка­ции. Сейчас, как я пони­маю, ква­ли­фи­ка­ция у них оста­лась, а вот взгля­ды на жизнь поменялись. 

T-i: Вы разо­шлись в оцен­ке вой­ны в Украине? 

МФ: Не толь­ко в свя­зи с вой­ной. Эти люди еще до нача­ла вой­ны поме­ня­лись. Потому что эта сучья систе­ма пре­вра­ще­ния заня­тия нау­кой в «карье­ру» давит на всех, и мало кто спо­со­бен ей сопро­тив­лять­ся. Особенно в усло­ви­ях нынеш­не­го прав­ле­ния в РФ.

T-i: Когда это случилось? 

МФ: Я думаю, что в целом по миру это резуль­тат более чем полу­ве­ко­вой эво­лю­ции очень демо­кра­тич­ной и про­грес­сив­ной гран­то­вой систе­мы, кото­рая была вве­де­на для того, что­бы граж­дане достой­но оце­ни­ва­ли, кто чего сто­ит в нау­ке. Некоторые умные люди еще в самом нача­ле почув­ство­ва­ли, чем это гро­зит. Например, Лео Силард уже в 1948 г. пони­мал, к чему это при­ве­дет. Он это опи­сал в худо­же­ствен­ной фор­ме вот здесь.

Лео Силард объ­яс­ня­ет про­цесс деле­ния ядер. Архив Аргоннской наци­о­наль­ной лаборатории

Оно и при­ве­ло, не сра­зу, а лет за пять­де­сят, к печаль­ным послед­стви­ям. Другая, не менее важ­ная при­чи­на, состо­ит в том, что резуль­та­ты науч­ной дея­тель­но­сти могут быть оце­не­ны по суще­ству дела очень не ско­ро, если они не свя­за­ны каки­ми-то кон­крет­ны­ми при­ло­же­ни­я­ми. Поэтому кри­те­рии оцен­ки теку­щей про­фес­си­о­наль­ной рабо­ты иска­жа­ют­ся. В этом смыс­ле ситу­а­ция с теми, кто рабо­та­ет, хотя бы частич­но, на какой-то боль­шой и слож­ный про­ект, луч­ше, что, соб­ствен­но, и иллю­стри­ру­ет исто­рия сотруд­ни­че­ства Google Quantum с ака­де­ми­че­ски­ми группами.

T-i: Вот вы при­ез­жа­е­те, допу­стим, в уни­вер­си­тет или науч­ный центр. Как вы пой­ме­те, что это место гиб­лое? Или вам даже при­ез­жать туда не надо?

МФ: Можно ста­тьи почи­тать (в моей обла­сти, разу­ме­ет­ся, я ведь не во всей физи­ке ори­ен­ти­ру­юсь). Если я их почи­таю более или менее вни­ма­тель­но, то пой­му. Но один из при­зна­ков болез­ни — это то, что огром­ная доля людей вдруг начи­на­ет зани­мать­ся одной мод­ной темой. Она, может быть, вполне даже достой­ная тема. Но, как толь­ко она ста­но­вит­ся мод­ной, туда устрем­ля­ют­ся сот­ни и тыся­чи чело­век и пишут бОльшую часть ста­тей и гран­тов имен­но на эту тему. Это к заня­тию нау­кой отно­ше­ния уже не име­ет. Вот эти кол­лек­тив­ные дви­же­ния масс созда­ют страш­ный эффект: они вытес­ня­ют науч­ный инте­рес карьер­но-финан­со­вым инте­ре­сом. Возникает вме­сто нау­ки какой-то извра­щен­ный вари­ант биз­не­са. Не то пло­хо, что это биз­нес, а то, что он имен­но извра­щен­ный. Причем, я под­чер­ки­ваю, сами эти темы, при­во­дя­щие к всплес­ку моды, могут быть и разум­ны­ми (это не все­гда так, но неред­ко и так) —но нера­зум­но то, что ими бро­са­ют­ся зани­мать­ся «все, кто может сто­ять на ногах». 

T-i: Но лет пять­де­сят назад, когда фор­ми­ро­ва­лась гран­то­вая систе­ма, были темы, кото­рые счи­та­лись не мод­ны­ми, а очень важ­ны­ми. А раз это важ­ная тема, то мы сей­час все вме­сте зай­мем­ся ее и решим. И это рабо­та­ло. Почему сей­час это выгля­дит иначе? 

МФ: Возможно, пото­му, что пого­ло­вье уче­но­го наро­ду вырос­ло в десят­ки раз. Поэтому и ста­ли воз­ни­кать такие кол­лек­тив­ные явле­ния. Это уже не отдель­ные спе­ци­а­ли­сты, зна­ю­щие каж­дый каж­до­го, а какие-то гид­ро­ди­на­ми­че­ские тече­ния в сре­де попу­ля­ции ученых.

T-i: Полагаете, что столь­ко уче­ных, в целом, чело­ве­че­ству не нуж­но? И поэто­му они демон­стри­ру­ют свою зна­чи­мость и полезность? 

МФ: Подозреваю, что да. Кроме того, есть про­бле­ма выяс­не­ния полез­но­сти в фун­да­мен­таль­ной нау­ке. Объективный кри­те­рий полез­но­сти чьей-нибудь рабо­ты суще­ству­ет, если эта рабо­та состо­ит в том, что­бы печь пиро­ги и немед­лен­но их про­да­вать: рынок рас­ку­пит. Сапоги тоже мож­но делать и про­да­вать. Опять же полу­чим быст­рый ответ: кто дела­ет хоро­шие сапо­ги, а кто «так себе». В слу­чае с фун­да­мен­таль­ной нау­кой это не про­хо­дит. Что будет полез­но, а что нет — выяс­нить непо­сред­ствен­но рыноч­ным путем невоз­мож­но, пото­му что на это нуж­но гораз­до боль­ше вре­ме­ни, чем то, за кото­рое необ­хо­ди­мо при­ни­мать управ­лен­че­ские реше­ния. Поэтому управ­лен­че­ские реше­ния при­ни­ма­ют уже доволь­но дав­но во всех стра­нах люди, кото­рые, соб­ствен­но, в нау­ке не пони­ма­ют вооб­ще ниче­го. Из-за это­го они изоб­ре­та­ют вся­кие коли­че­ствен­ные кри­те­рии, кто сколь­ко чего пуб­ли­ку­ет, как на него ссы­ла­ют­ся и все такое прочее.

T-i: Однако лет пят­на­дцать назад имен­но вы вме­сте с Борисом Штерном, ини­ци­а­то­ром про­ек­та «Кто есть кто в рос­сий­ской нау­ке», раз­ви­ва­ли «Корпус экс­пер­тов», где вполне чет­ко исполь­зо­ва­ли коли­че­ствен­ные пока­за­те­ли для оцен­ки ква­ли­фи­ка­ции уче­ных. Хотя вы не чиновники. 

МФ: Правильно, мы исполь­зо­ва­ли коли­че­ствен­ные инди­ка­то­ры на вхо­де, но мы нико­гда не исполь­зо­ва­ли их авто­ма­ти­че­ски. Мы их исполь­зо­ва­ли для пер­вич­ной селек­ции. А потом рука­ми и голо­ва­ми раз­ных людей про­во­ди­лась оцен­ка того, что полу­чи­лись. Мы с само­го нача­ла гово­ри­ли, что авто­ма­ти­че­ски исполь­зо­вать всю эту цифирь бес­смыс­лен­но. Если это про­ис­хо­дит год или два — это еще пол­бе­ды. Если это про­ис­хо­дит несколь­ко десят­ков лет, то резуль­тат полу­ча­ет­ся очень пло­хой. Тогда смысл непо­сред­ствен­но заня­тия нау­кой ста­но­вит­ся совер­шен­но вто­рич­ным, в прин­ци­пе, даже неваж­ным для функ­ци­о­ни­ро­ва­ния «систе­мы оцен­ки». Потому что систе­ма оцен­ки уме­ет силь­но иска­жать ту самую сущ­ность, кото­рую она при­зва­на оценивать.

T-i: Получается, что, с одной сто­ро­ны, у чинов­ни­ков есть необ­хо­ди­мость оце­ни­вать дея­тель­ность уче­ных, но они по опре­де­ле­нию не могут хоро­шо раз­би­рать­ся в нау­ке: это не их дело. С дру­гой сто­ро­ны, у уче­ных есть потреб­ность самих себя кор­мить. И в этих двух потреб­но­стях, с двух сто­рон, рож­да­ет­ся неко­то­рая систе­ма вза­и­мо­за­че­тов. Одни гово­рят: «Мы хотим от вас понят­ных цифр». А дру­гие отве­ча­ют: «Так мы вам под­го­ним то, что вы от нас хоти­те». И в этом диа­ло­ге усколь­за­ет самое глав­ное — науч­ный поиск, науч­ная зада­ча и само пони­ма­ние, куда даль­ше едет весь науч­ный поезд. И тут воз­ни­ка­ет вопрос: а как же уче­ные до сих пор не при­ду­ма­ли такой систе­мы оцен­ки, кото­рая бы как-то и суть нау­ки оста­ви­ла, и удо­вле­тво­ри­ла потреб­но­сти чинов­ни­ков? Ведь они не настоль­ко слож­ны. Разве нель­зя чинов­ни­кам и адми­ни­стра­то­рам пред­ло­жить некую «шпар­гал­ку» , кото­рая бы не пожи­ра­ла самих уче­ных? Чтобы не нуж­но было гене­рить инду­стрию «мусор­ных» жур­на­лов и про­че­го? 

МФ: План спа­се­ния мне неиз­ве­стен. Ранее, в быт­ность по сво­е­му обыч­но­му месту житель­ства, я нема­ло зани­мал­ся изоб­ре­те­ни­ем вся­ких полез­ных мер в этом направ­ле­нии. Но эти тогдаш­ние изоб­ре­те­ния теперь поте­ря­ли вся­кий смысл. А в моем теку­щем поло­же­нии бег­ло­го рус­ско­го еврея рас­суж­дать на эти темы вооб­ще было бы смеш­но, ибо слу­шать тако­вые рас­суж­де­ния реши­тель­но некому.

T-i: Некому слу­шать план спа­се­ния сути науки?..

МФ: Мне поня­тен план спа­се­ния толь­ко в каком-то очень локаль­ном смыс­ле. Я вижу, что есть какая-то ста­ти­сти­че­ски не зна­чи­мая, но не нуле­вая сеть людей, кото­рые пони­ма­ют, чем они, соб­ствен­но, зани­ма­ют­ся, зачем они суще­ству­ют. И выход один — под­дер­жи­вать эту сеть и учить сту­ден­тов. Это не рево­лю­ци­он­ный путь..

T-i: Даже древ­ний, античный.

МФ: Древний. Но дру­го­го пути выжи­ва­ния нау­ки я не вижу. 

Детская болезнь левизны

T-i: А что вы дума­е­те про такое явле­ние, как Academic Left? Сейчас во мно­гих уни­вер­си­те­тах при­над­леж­ность к ака­де­ми­че­ско­му сооб­ще­ству под­ра­зу­ме­ва­ет раз­де­ле­ние опре­де­лен­ных идео­ло­ги­че­ских взгля­дов. Сегодня их набор в опре­де­лен­ном смыс­ле фор­му­ли­ру­ет­ся, как DEI curse — Diversity, Equity and Inclusion. Но родом-то он из 1960-х. 

МФ: Я пони­маю, о чем вы гово­ри­те. Но у меня сло­жи­лась какая-то стран­ная ситу­а­ция: я с подоб­ны­ми пер­со­на­жа­ми почти не встре­ча­юсь. Может, на мне напи­са­но, насколь­ко оно мне отвратительно….

T-i: Но явле­ние-то мощ­ное, труд­но не заме­тить, даже боль­ше – невоз­мож­но миновать. 

— Оля, тут я вам рас­ска­жу дав­ниш­нюю исто­рию. У меня был очень хоро­ший друг — фран­цуз­ский физик Мигель Осио. В 1968 году ему было 25 лет. Он был моло­дым инже­не­ром, про­ис­хо­див­шим из доволь­но бед­ной семьи с юга Франции, кото­рый сумел полу­чить обра­зо­ва­ние, про­бить­ся в сред­ний класс. Работал он всю жизнь, что назы­ва­ет­ся, изо всех сил и все­гда. Я его как-то раз спра­ши­вал, как он отно­сил­ся к собы­ти­ям мая 1968 года в Париже. Причем, он сам был в извест­ной мере соци­а­ли­сти­че­ских взгля­дов. Так вот Мигель мне ска­зал: «Я это вос­при­ни­мал, как бунт детей бур­жу­а­зии за пра­во ниче­го не делать». И как мы сей­час пони­ма­ем, этот бунт был успе­шен, он победил. 

T-i: Сегодня “дети” вырос­ли и дик­ту­ют пра­ви­ла, не поз­во­ля­ют рабо­тать другим?

МФ: Не поз­во­ля­ют, пото­му что их взгля­ды эво­лю­ци­о­ни­ро­ва­ли. Это ведь было в 1968-м, а с тех пор кон­цеп­ция раз­ви­ва­лась. И раз­ви­лась до того, что ста­ло теперь непо­нят­но, кто будет по-насто­я­ще­му делать дело. И даже до того, что в Принстонском уни­вер­си­те­те сни­ма­ют со сте­ны порт­рет Ричарда Фейнмана — за «непо­лит­кор­рект­ное пове­де­ние» в дале­ком про­шлом. А еще где-то тре­бу­ют не назы­вать зако­ны Ньютона его име­нем, «в целях поли­ти­ки деколонизации». 

T-i: Не так дав­но раз­ра­зил­ся скан­дал: орга­ни­за­тор лат­вий­ских кон­фе­рен­ций для раз­ра­бот­чи­ков DevTernity и JDKon Эдуард Сизовс при­гла­шал с пле­нар­ны­ми докла­да­ми фэй­ко­вых раз­ра­бот­чиц и даже созда­вал им фаль­ши­вые акка­ун­ты в соц­се­тях и накру­чи­вал им под­пис­чи­ков. Причина понят­на: есть фор­маль­ные ген­дер­ные тре­бо­ва­ния по соста­ву участ­ни­ков, доклад­чи­ков и пле­нар­ных доклад­чи­ков. И если на уровне участ­ни­ков и доклад­чи­ков как-то спра­вить­ся мож­но, то на уровне пле­нар­ных доклад­чи­ков с жен­щи­на­ми все­гда про­бле­ма. Известно, что похо­жие про­бле­мы есть у аст­ро­фи­зи­ков, био­ин­фор­ма­ти­ков. Есть силь­ные жен­щи­ны-уче­ные, но их не так мно­го, как тре­бу­ет­ся для «заты­ка­ния» ген­дер­ных квот на всех кон­фе­рен­ци­ях, и они не могут физи­че­ски успеть вез­де при­е­хать. А в вашей обла­сти как обсто­ит дело? 

МФ: Я мно­го­крат­но орга­ни­зо­вы­вал неболь­шие (60-80 чело­век) кон­фе­рен­ции в Черноголовке. Там, понят­ное дело, ника­ких «квот» не было. Также я несколь­ко раз участ­во­вал в орга­ни­за­ции подоб­ных кон­фе­рен­ций в Европе (Голландия, Франция). Там этот мотив имел­ся, но с ним уда­ва­лось спра­вить­ся доволь­но лег­ко. Организаторы спе­ци­аль­но вспо­ми­на­ли, нет ли еще какой-то разум­ной дамы, кото­рую мож­но было бы при­гла­сить, но нера­зум­ных не при­гла­ша­ли. «Квота» при этом запол­ня­лась не пол­но­стью, но это сходило.

T-i: А есть у вас пони­ма­ние, как гуман­ное жела­ние защи­тить угне­тен­но­го, отвер­жен­но­го, дать ему рав­ные с боль­шин­ством пра­ва и воз­мож­но­сти, при­ве­ло к тому, что теперь адеп­ты это­го гума­низ­ма защи­ща­ют убийц и насиль­ни­ков из ХАМАС? Как ока­за­лись через запя­тую рани­мый чело­век с транс­ген­дер­ным пере­хо­дом и садист, ору­щий в теле­фон «Мама, поздравь меня, я толь­ко что двух евре­ев убил!»? В недав­нем пись­ме мил­ли­ар­дер Билл Акман, выпуск­ник Гарварда, один из тех, кто отка­зал­ся давать день­ги род­но­му уни­вер­си­те­ту из-за его оши­боч­ной кад­ро­вой поли­ти­ки, назвал вспыш­ку анти­се­ми­тиз­ма в уни­вер­си­те­те лишь верх­ней частью айс­бер­га, «кана­рей­кой в шах­те».

МФ: Акман совер­шен­но пра­виль­но посту­па­ет, на мой взгляд. И весь­ма эффек­ти­вен в сво­их дей­стви­ях. «Ударить дол­ла­ром» — самое внят­ное посла­ние в этой ситу­а­ции. Однако гене­зис явле­ния, о коем вы меня спро­си­ли, я про­сле­дить не могу. Могу толь­ко ска­зать, что с месяц назад в University of California at Santa Barbara про­изо­шло неко­то­рое собы­тие. Там сту­ден­че­ский сенат (совер­шен­но не фик­тив­ный сту­ден­че­ский орган с солид­ным бюд­же­том) про­го­ло­со­вал боль­шин­ством око­ло ¾ за офи­ци­аль­ную резо­лю­цию, осуж­да­ю­щую ХАМАС. Это вызва­ло изум­ле­ние в ака­де­ми­че­ском истеб­лиш­мен­те. А устро­ил этот афронт мой внук, Ефрем Шалунов — сту­дент на computer science в Санта-Барбаре. Этот моло­дой чело­век с под­рост­ко­во­го воз­рас­та был заме­чен в изряд­ной обще­ствен­ной актив­но­сти. У него эта актив­ность сопро­вож­да­ет­ся насто­я­щим здра­вым смыс­лом. Его с само­го нача­ла кол­ле­ги отго­ва­ри­ва­ли от про­дви­же­ния этой резо­лю­ции, да он и сам пони­мал, что дело рис­ко­ван­ное, но решил, что он готов риск­нуть. Вложился в это дело осно­ва­тель­но и выиг­рал. Создал, так ска­зать, пре­це­дент. Вот на таких ребят я и надеюсь. 

Российская наука: санкции сейчас, реформы потом

T-i: Институт Ландау, в кото­ром вы про­ра­бо­та­ли не один деся­ток лет, попал под санк­ции США. Основания вам известны?

МФ: Нет. 

T-i: Имеет ли науч­ная дея­тель­ность инсти­ту­та отно­ше­ние к повы­ше­нию обо­ро­но­спо­соб­но­сти России? 

МФ: Нет, и нико­гда не име­ла. Как толь­ко ста­ло извест­но о том, что Институт Ландау внес­ли в санк­ци­он­ный спи­сок, я пред­ла­гал дирек­ции инсти­ту­та попы­тать­ся оспо­рить это, наняв аме­ри­кан­ских юри­стов, но они не ста­ли. Впрочем, их мож­но понять: для тех, кто рабо­та­ет в РФ, эти санк­ции не озна­ча­ют на прак­ти­ке ниче­го. Бьют они по уехав­шим из-за вой­ны сту­ден­там и сотруд­ни­кам: им систе­ма­ти­че­ски не дают виз в США, при­чем даже тем, у кого граж­дан­ство Украины. Иначе гово­ря: людей, кото­рые уеха­ли из России из-за вой­ны и кото­рых хотят видеть у себя аме­ри­кан­ские уче­ные кол­ле­ги, не пус­ка­ет туда бюро­кра­тия Госдепа или аме­ри­кан­ских спец­служб (не раз­би­ра­юсь в этих дета­лях). К сча­стью, в Европе я пока не видел про­яв­ле­ний это­го же бре­да. 

Институт тео­ре­ти­че­ской физи­ки им. Л.Д. Ландау РАН. Троицкий вариант

T-i: Много ли из ваше­го инсти­ту­та уехало?

МФ: Не очень, насколь­ко мне извест­но. Уехали пре­иму­ще­ствен­но моло­дые люди, недав­но защи­тив­ши­е­ся, аспи­ран­ты, сту­ден­ты. А из взрос­лых, может, еще пара человек.

T-i: У вас аффи­ли­а­ция ИТФ им. Ландау осталось?

МФ: Условная. Я в неопла­чи­ва­е­мом отпуске.

T-i: Вы, когда пуб­ли­ку­е­тесь, ста­ви­те аффи­ли­а­цию ИТФ им. Ландау?

МФ: Ставлю. При этом редак­то­ры Physical Review и неко­то­рых дру­гих жур­на­лов регу­ляр­но при­сы­ла­ют мне ста­тьи на рецензирование. 

T-i: Что вы дума­е­те о буду­щем рос­сий­ской нау­ки? Сейчас в ака­де­ми­че­ском сооб­ще­стве с рос­сий­ски­ми кор­ня­ми замет­ны две про­ти­во­по­лож­ные тен­ден­ции. Одни счи­та­ют, что ско­рая сме­на режи­ма в России неиз­беж­на, пото­му что ситу­а­ция слиш­ком неста­биль­на. Поэтому в услов­ный час Х Россия не долж­на остать­ся без идей, без рефор­ма­то­ров, без сце­на­ри­ев выхо­да из кри­зи­са, как это было в нача­ле 90-х. Таким обра­зом, над пла­ном «Б» надо рабо­тать пря­мо сей­час, в том чис­ле и над рефор­мой рос­сий­ской нау­ки. И есть пря­мо про­ти­во­по­лож­ный под­ход: пере­ме­ны нач­нут­ся так неско­ро, что мы до них не дожи­вем. А если дожи­вем, то мы уже будем не акто­ра­ми, а, ско­рее, пре­ста­ре­лы­ми сви­де­те­ля­ми. Так что нече­го вкла­ды­вать­ся в пустое. Вы с кем? 

МФ: Размышления о том, что надо будет делать, когда воз­ник­нет такая воз­мож­ность, у меня были года четы­ре-пять назад. Я пытал­ся их обсуж­дать, какие-то даже неболь­шие дей­ствия пред­при­ни­мал, но замет­но­го коли­че­ства инте­ре­сан­тов как-то не обна­ру­жил. А сей­час я об этом ниче­го не думаю, пото­му что пони­маю, что мне до это­го не дожить. Но что мне кажет­ся доволь­но оче­вид­ным, это то, что резуль­та­том неиз­беж­ных пере­мен будет такой уро­вень бед­ла­ма, что еще в тече­ние замет­но­го коли­че­ства лет в России до нау­ки нико­му не будет ника­ко­го дела. 

T-i: Будет сно­ва эффект 1990-х?

МФ: Вероятно, что будет еще мно­го хуже. Ну и, кро­ме того, поми­мо уго­лов­ной шва­ли, кото­рая управ­ля­ет сей­час стра­ной, есть боль­шое коли­че­ство граж­дан, кото­рые про­сто при­спо­со­би­лись к суще­ство­ва­нию в этой агрес­сив­ной сре­де. А это при­спо­соб­ле­ние даром не про­хо­дит. Я пло­хо себе пред­став­ляю, каким это обра­зом они захо­тят слу­шать сове­ты, выра­бо­тан­ные сво­и­ми быв­ши­ми собра­тья­ми, кото­рые сочи­ня­ли про­грам­мы выхо­да из кри­зи­са где-нибудь в Берлине или в Париже. Даже если эти про­грам­мы будут очень хоро­ши. Тем более, что, если речь идет о нау­ке, нуж­но отма­ты­вать назад гораз­до даль­ше, в дово­ен­ные про­бле­мы. Кто на это пой­дет? Сложились обсто­я­тель­ства, струк­ту­ры, вза­и­мо­от­но­ше­ния. Кто их смо­жет поме­нять? Хотя еще несколь­ко лет назад я заво­дил раз­го­вор с кол­ле­га­ми: «Слушайте, был поль­ский опыт: “Солидарность” 1980 года не на пустом месте воз­ник­ла». Поэтому сама идея зара­нее гото­вить­ся к пере­ме­нам мне близ­ка и понят­на. Но при­ме­ни­тель­но к соб­ствен­ной про­фес­си­о­наль­ной дея­тель­но­сти я не вижу сей­час ника­кой пер­спек­ти­вы. Самое полез­ное, что я могу сде­лать, это собрать сколь­ко смо­гу тол­ко­вых моло­дых людей и дать им воз­мож­ность дей­стви­тель­но про­фес­си­о­наль­но рабо­тать, где бы они не нахо­ди­лись. Я хочу им дать воз­мож­ность зани­мать­ся нау­кой, а не сопут­ству­ю­щим ква­зи-биз­не­сом. А если кто-то из них после это­го вооб­ра­жа­е­мо­го момен­та X собе­рет­ся вдруг вос­ста­нав­ли­вать что-то в России — отлич­но. Но для это­го надо, что­бы было кому вос­ста­нав­ли­вать. Сам я этим вряд ли буду зани­мать­ся, пото­му что стар уже. Но в любой гео­гра­фи­че­ской лока­ции я буду пытать­ся сохра­нить остат­ки того, чему меня само­го учи­ли. Некоторое коли­че­ство моих быв­ших уче­ни­ков тоже с инте­ре­сом отнес­лись к нашей ини­ци­а­ти­ве и гото­вы в ней участ­во­вать. Это уже не мало. 

T-i: Сейчас идет вол­на «шпи­он­ских» и дру­гих репрес­сив­ных про­цес­сов про­тив уче­ных. Люди вне России меня посто­ян­но спра­ши­ва­ют: «Зачем Путин стре­ля­ет себе в ногу, ведь в вою­ю­щей стране уче­ные нуж­ны». У вас есть вер­сия ответа? 

МФ: Смешно искать логи­ку в дей­стви­ях этой систе­мы. Логика под­ра­зу­ме­ва­ет, что есть какой-то центр, кото­ро­му нуж­но достичь каких-то целей…Их нет. 

T-i: Ну люди в таких слу­ча­ях опи­ра­ют­ся на совет­ский опыт, где к уче­ным было вполне праг­ма­тич­ное отно­ше­ние. И мно­гим кажет­ся, что раз запах­ло в воз­ду­хе СССР, то долж­но вер­нуть­ся и такое отно­ше­ние к науке. 

МФ: То, что мы наблю­да­ем в России, воз­вра­том к совет­ской систе­ме не явля­ет­ся. Это совсем дру­гая систе­ма. Причем она куда хуже, чем тот позд­ний СССР, какой мы виде­ли в сво­ей молодости.

T-i: В чем вы види­те отличие?

МФ: В отсут­ствии какой бы то ни было идео­ло­гии, кро­ме удер­жа­ния вла­сти вер­хуш­кой. Это насквозь кор­рум­пи­ро­ван­ная, уго­лов­ная по сути систе­ма, у кото­рой нет ника­кой идеи, кро­ме «умри ты сего­дня, а я зав­тра». Весь тот «пат­ри­о­ти­че­ский» бред, какой они про­воз­гла­ша­ют — это толь­ко ситу­а­тив­ная выдум­ка для моби­ли­за­ции насе­ле­ния, ниче­го более. 

T-i: У совет­ских все было по-серьез­ке, а у этих…?

МФ: Кошмарная, смер­то­нос­ная паро­дия. Почему сажа­ют? Потому что сажа­ет­ся. Потому что какое-то управ­ле­ние соот­вет­ству­ю­ще­го ведом­ства научи­лось делать на этом свой биз­нес и улуч­шать свои показатели. 

T-i:Сажают, что­бы повы­сить фээ­с­бэш­ный «индекс Хирша»? 

МФ: Вот имен­но. То же самое, толь­ко страш­нее по резуль­та­ту. Отдельные эле­мен­ты боль­шой и слож­ной систе­мы опти­ми­зи­ру­ют свой лич­ный резуль­тат неза­ви­си­мо от того, в каком соот­но­ше­нии это нахо­дит­ся с вооб­ра­жа­е­мы­ми свой­ства­ми систе­мы в целом.

У меня был раз­го­вор вес­ной 2022 года с неглу­пы­ми кол­ле­га­ми лет на два­дцать меня моло­же, и они заме­ти­ли: «Вы же в моло­до­сти рабо­та­ли в совет­ских усло­ви­ях и, вро­де, даже хоро­шо полу­ча­лось. Вот так и нам при­дет­ся теперь рабо­тать». Я попы­тал­ся объ­яс­нить, что им пред­сто­ит совсем иное. Это будут вовсе не совет­ские усло­вия, и в этих новых усло­ви­ях у них нет шан­сов в дол­го­сроч­ной пер­спек­ти­ве вооб­ще ника­ких. Потому что совет­ская ака­де­ми­че­ская систе­ма в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни дер­жа­лась на том, что люди, если их не рас­стре­ля­ли, живут доволь­но дол­го. И эти люди, вос­пи­тан­ные еще в нача­ле ХХ века, и их пря­мые уче­ни­ки были серьез­ны­ми уче­ны­ми. Именно они были в осно­ве совет­ской ака­де­ми­че­ской систе­мы. Но она не мог­ла дер­жать­ся веч­но — она в кон­це кон­цов исчер­па­лась. То, с чем я имел дело в моло­до­сти, это были остат­ки архи­пе­ла­га. И авто­ри­тет этих серьез­ных уче­ных был немалый. 

T-i: Вы име­е­те в виду авто­ри­тет в гла­зах вла­сти? 

МФ: Авторитет в том смыс­ле, что они мог­ли при­ни­мать реше­ния, чем зани­мать­ся, а чем нет. Кого брать на рабо­ту, а кого не брать. И при­ни­ма­лись эти реше­ния по науч­ным кри­те­ри­ям; по край­ней мере в Институте Ландау уж точ­но, да и еще кое-где тоже. Но посте­пен­но эти люди сошли на нет про­сто по мере тече­ния жиз­ни. А в каж­дом сле­ду­ю­щем поко­ле­нии систе­ма бра­ла свое. Сейчас про­сто нико­го нет, кто бы: а) имел воз­мож­ность ска­зать сло­во; и б) имел что ска­зать. Их не оста­лось. Кроме того, и ска­зать про­сто неко­му: власть невме­ня­е­ма. Так что если и будет какое-то вос­ста­нов­ле­ние нау­ки в России, то пред­ска­зать, как и за счет чего оно про­изой­дет — невоз­мож­но. Кому-то при­дет­ся начи­нать все сначала.

Текст: Ольга Орлова

Ольга Орлова  31.01.2024

Google Quantum, Любляна, Словения, физика