НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ T-INVARIANT, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА T-INVARIANT. 18+
«Я пребываю в поисках прежней нормальности»
Сегодня ровно два года, как вся страна живет в новой нормальности. Хотя можно было сказать, что в новых нормальностях, так как за этот период эти нормальности неоднократно менялись и ещё, может, снова поменяются.
Здесь надо сразу оговориться, что российская новая нормальность не идет ни в какое сравнение с теми проблемами, которые испытывают украинцы, на головы которых летят бомбы,
и которые потеряли своих близких и вынуждены жить в страхе или в эмиграции (хотя одно другого не отменяет). Это важно отметить прежде, чем рассказывать о поисках прежней нормальности такого среднестатистического российского ученого как я.
Если говорить о России, то весной 2022 года многие находились в состоянии шока, другие просто не могли понять, что происходит, а третьи испытывали восторг. К лету того же года казалось, что страсти немного поулеглись и боевые действия на территории Украины отошли в массовом сознании на третий план. Однако в сентябре 2022 года с началом мобилизации снова массовое сознание было взволновано. Состояние напряжения длилось до нового года, после чего в течении 2023 года оно постепенно спадало. Сегодня, по истечении двух лет того, что в России называется Специальной военной операцией, события в Украине снова становятся фоновым, а не главным для людей фактором. Люди сконцентрировались в большой степени на своей жизни. Происходит привыкание к новой нормальности. И это то, что я могу знать точно.
В каждой сфере эта новая нормальность отражается по-разному. В каких-то это чувствуется очень остро, в каких-то — чуть менее. Для моей профессиональной сферы — академической работы — происшедшие события безусловно можно назвать трагичными. Наука по своей природе — то, что не может полноценно функционировать автономно, в отрыве от международного контекста. Поэтому осознание того, что для меня, ученого из России, международный научный рынок становится менее доступным, оказалось болезненным. В университете, в котором я работаю, прервались все международные проекты, которые велись уже много лет, научное руководство все чаще стало говорить о том, что нам нужна своя суверенная наука, и изоляционистские голоса тех коллег, которые раньше стеснялись говорить об этом открыто, стали звучать все более отчетливо и громко. Одновременно с этим и международная академия также держит перед российскими учеными двери полуоткрытыми. Например, в 2022 году я не смог участвовать в конференции в Европе, потому что организаторы сказали, что не смогут оплатить мои билеты как российскому участнику.
Также возникло ощущение, что к российским ученым в целом есть настороженное отношение со стороны ряда западных стран, в первую очередь, это касается фактических ограничений при найме на работу.
Моей реакцией на общее ощущение духоты и на факт, что российская социальная и гуманитарная науки в России откинуты лет на двадцать назад, стала стратегия поиска сфер прежней нормальности. Например, несмотря на то, что изоляционистские тенденции набирают обороты, российская научная бюрократия не только не запрещает, но и стимулирует отечественных ученых публиковаться в зарубежных журналах. Соответственно для меня возможность и дальше публиковаться в международных научных журналах и издательствах, а также участвовать в научных дебатах по моей специальности осталась легальным способом сохранить то, к чему я привык и чему учился всю свою профессиональную карьеру до 2022 года.
В какой-то степени данная потребность за прошедшие два года только усилилась, что стало примером гиперкомпенсации после осознания того, насколько мои возможности как гражданина России уменьшились за этот период.
В этом плане не только публикации в международных журналах, но и сама работа стали той частью прежней нормальности, которая позволяла хоть как-то спасать себя ментально. Хотя признаюсь: весь 2022 год даже работа давалась с трудом. Однако в какой-то момент я дал себе слово, что удалюсь из всех социальных сетей, отключу себя от актуальной повестки дня и сконцентрируюсь исключительно на работе. Может, в таком случае в какой-то момент кошмар вокруг просто закончится и я открою глаза и увижу вокруг другую страну. И пусть это ожидание продлится хоть годы, так как выдерживать поток новостей о смертях (особенно детей и женщин, да и военных жалко тоже очень), разрушениях и нелепых (чаще ужасающих) высказываниях политиков было просто невозможно. Сил же что-то менять я просто не имел. Поэтому делать свою работу и сохранить себя — это то, что я должен был делать.
Тем не менее, со временем я оценил, что медиа и социальные сети могут нести и важную терапевтическую роль. Например, к такой же попытке сохранить прежнюю нормальность можно отнести важность иметь на телефоне VPN, позволяющий читать закрытые в России сайты,
в особенности Фейсбук, который уже давно стал для русскоязычных пользователей площадкой для научных, политических и культурологических дебатов, где есть свобода слова и разнообразие мнений.
Привычка читать и писать туда, которая сформировалось у меня за прошедшие лет пятнадцать, стала также той ценностью и кусочком прежней нормальности, которую я стремлюсь сохранить. В каком-то смысле важность этой части прежней нормальности даже возросла, так как еще больше коллег и друзей за эти два года уехали, и поэтому эта платформа стала каналом коммуникации и с ними тоже.
Поиск прежней нормальности в работе, быту и социальной жизни дополнялся путешествиями. За это время я выезжал как в Европу, так и на южные курорты. Прилетая из России в любой зарубежный аэропорт, ты видишь в расписании рейсы в Рим, Стокгольм и Берлин, что уже невозможно в России. На южном побережье ты видишь те же море и горы, что и раньше, вокруг английская, немецкая и нидерландская речь, отели те же, бренды одежды (которых сейчас на родине нет) в магазинах те же. И ничего не напоминает о том, что где-то в родных для тебя местах происходит то, что тебя ужасает.
И здесь следует отметить, что даже в родном городе, если просто выйти погулять в отреставрированном центре, многое выглядит, как и прежде: новые модные рестораны и бары, красивые музеи и торговые центры летом заполнены людьми, которые выглядят довольными. За исключением периода мобилизации, когда поток людей в магазинах и кафе резко спал, внешне люди живут прежней жизнью.
Однако при этом мы все понимаем, что в той или иной степени что-то в нас (во мне), в нашем обществе изменилось. Что именно — еще непонятно, где именно эти изменения произошли, тоже еще точно не ясно.
Хорошая качественная (в обоих смыслах этого слова) социология дает спектр мнений, но пока не дает ответа. Ответ мы получим только потом, a posteriori, когда это все завершится, будем надеяться…
19.04.2024