НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ T-INVARIANT, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА T-INVARIANT. 18+
«Тем, кто с головой ушёл в науку, легче переносить происходящее»
Я была заведующей кафедрой, но в какой-то момент поняла, что больше не могу. Наряду с большим количеством всякой ненужной бумажной работы стало больше «патриотического воспитания». А ещё нас заставляют проводить предвыборные мероприятия. Запугивают, что все обязательно должны сходить голосовать, и что потом это каким-то образом проверят. Я же прямо говорю: не надо меня пугать, и сама я ни на какие выборы не пойду.
Вуз наш региональный, и уехавших за границу после начала войны, насколько я знаю, нет. Наоборот, есть те, чьё время наступило и которые никуда не уедут. Например, на кафедре философии немало тех, кто сидел на диване и делил Украину, когда никакой войны ещё не было. Понятно, что в основном это люди старшего возраста. На наших же общественных кафедрах стариков особенно нет, средний возраст примерно 45-50 лет.
А ещё мы вернулись к советским общеуниверситетским идеологическим кафедрам, которые обеспечивают курсы типа истории КПСС для всего университета, для всех специальностей, как бы готовя «политологов». Что там смогут впихнуть студентам в головы, я пока не знаю. Некоторые предполагают, что таким образом в молодых людях будет воспитываться цинизм и скептицизм. Но тут есть такое дело: чтобы развился скептицизм, нужно, чтобы в головах у студентов уже были какие-то знания. Если же их нет, то сказанное преподавателем и будет истиной.
Доля понимающих, что происходит, как мне кажется, довольно мала. Одна моя магистрантка скоро закончит небольшое исследование о том, как приглашают в школы военных и что они там рассказывают подросткам. Бывают и другие случаи.
В одной довольно творческой, хотя и государственной школе на фасаде вывесили огромную букву Z. Но учителя, которых заставили это сделать, вскоре после этого пустили по стене цветущие растения — и букву не стало видно.
В университете я пока не наблюдаю расцвета доносительства. Такого, как был в СССР: с разбирательствами на собраниях за чтение неправильных книг. Но при этом завкафедрой (в прошлом моя аспирантка, которая пока нас защищает, как может) сделала мне дружеское предупреждение на совещании, а потом в частном порядке повторила: не надо распространяться в соцсетях о том и о сём, пусть даже в закрытых профилях, только для друзей. Интересно, что это совещание проходило на видеоплатформе, за которую мы сами заплатить не можем из-за санкций, и пришлось воспользоваться аккаунтами друзей, проживающих за рубежом.
Финансово мы в неплохой ситуации, видимо, за счёт слияния с другим, более богатым университетом, который входит в престижную государственную программу. Это объединение шло с 2015 года, и поначалу нас пытались ублажить, компенсировать моральную потерю. Даже не соврали, пообещав купить нам новые компьютеры и дорогие программы для обработки и количественных, и качественных социальных данных. Сейчас же зарплату не повышают, но и не снижают.
Работать с новыми и довольно интересными темами нам пока удаётся. И толковые публикации появляются. Зарубежных же публикаций с нас не требуют, как это ещё бывает в столичных вузах. А негласно нам даже не рекомендуют печататься за рубежом. Хорошо, что ректор у нас довольно умный, достаточно молодой, всё понимающий. И всё высшее начальство вменяемое. Конечно, они вынуждены делать то, что приказано. Все приспосабливаются как могут, после двух лет войны этому нельзя не научиться. А что ещё делать? Люди боятся не репрессий, а увольнения. Ведь большинство сотрудников помимо преподавания ничего другого делать не умеют. Один наш сотрудник в сердцах сказал, что уйдёт в таксисты, но так и не ушёл.
Есть ещё один момент в поведении вузовских работников — усталость. Но устают, главным образом, те, кто за что-то отвечает. Например, наша завкафедрой, которая жалуется и время от времени собирается уходить. А мы ей говорим: если вы уйдете, кто нас будет защищать? Тем же, кто с головой ушёл в науку, стало легче переносить происходящее благодаря этому погружению. У меня сейчас есть несколько грантов от Российского фонда гуманитарных исследований. А один мой коллега, как только началась война, сказал: «Всё, с государственными грантами я больше дела иметь не буду». Да я и сама отказалась продолжать работу в качестве эксперта одного из государственных фондов.
Когда мне сверху говорят, что это всего лишь экспертная работа, я думаю о том, что делается она на деньги государства, которое убивает невинных людей.
У нас в вузе многие хорошо сотрудничают с городскими властями, получают гранты для исследования каких-то местных проблем. То есть в какой-то степени научная жизнь сейчас богаче и интереснее, чем в советское время. Хотя, конечно, всё это убого в сравнении с временами большей свободы. Но вообще это хорошо, когда каждый как-то выстраивает свою научную и поведенческую стратегию, что-то по-своему копает, но при этом нет никакого публичного обсуждения того, над чем люди работают. Хорошо — потому что не приводит к доносам.
16.05.2024