Игорь Ефимов: «Чтобы восстановить российскую науку после Путина, будут нужны десятилетия… »

Игорь Ефимов, про­фес­сор био­ме­ди­ци­ной инже­не­рии и меди­ци­ны почти всю жизнь зани­ма­ет­ся лече­ни­ем серд­ца, живет в США уже более 30 лет и был пер­вым пре­зи­ден­том Ассоциации RASA. В послед­ние пол­то­ра года у орга­ни­за­ции появи­лась новая, еще более важ­ная мис­сия — помощь уче­ным из Украины и России. Как во вре­мя вой­ны в Украине сего­дня рабо­та­ют рус­ско­языч­ные уче­ные в Америке, поче­му важ­но под­дер­жи­вать связь с кол­ле­га­ми из стран быв­ше­го СССР, что ждет рос­сий­скую нау­ку после Путина? На эти и дру­гие темы мы пого­во­ри­ли с про­фес­со­ром био­ме­ди­цин­ской инже­не­рии и меди­ци­ны в Northwestern University в Чикаго Игорем Ефимовым.    

СПРАВКА: 

Игорь Ефимов родил­ся в г. Железногорске Красноярского Края. В 1986 году окон­чил Московский физи­ко-тех­ни­че­ский инсти­тут. По окон­ча­нии МФТИ рабо­тал в Институте Биофизики АН СССР и защи­тил кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию по био­фи­зи­ке серд­ца в МФТИ. В 1992 году вме­сте с семьёй пере­ехал в США. 

Карьеру в Америке начал в уни­вер­си­те­те Питтсбурга. Затем рабо­тал в Кливлендской Клинике, а так­же в уни­вер­си­те­тах Кливленда, Сент-Луиса, Вашингтона (округ Колумбия). Профессор Ефимов - член Национальной ака­де­мии изоб­ре­та­те­лей и Американского инсти­ту­та меди­ци­ны, почет­ный член несколь­ких науч­ных ассо­ци­а­ций. Также явля­ет­ся глав­ным редак­то­ром жур­на­ла «Сердечно-сосу­ди­стая инже­не­рия и технология”. 

Доктор Ефимов осно­вал несколь­ко ком­па­ний, вклю­чая Cardialen (2008) для раз­ра­бот­ки низ­ко­энер­ге­ти­че­ской имплан­ти­ру­е­мой элек­тро­те­ра­пии для лече­ния сер­деч­ных арит­мий и NuSera Biosystems (2020) для раз­ра­бот­ки мяг­ких носи­мых и имплан­ти­ру­е­мых элек­трон­ных устройств. Сейчас Игорь Ефимов рабо­та­ет про­фес­со­ром био­ме­ди­ци­ной инже­не­рии и меди­ци­ны в Northwestern University в Чикаго.

T-invariant: Игорь, толь­ко что в Чикаго закон­чи­лась уже 14-я науч­ная кон­фе­рен­ция для рус­ско­языч­ных уче­ных, кото­рую орга­ни­зо­ва­ла RASA. А вы ведь были пер­вым ее президентом? 

Игорь Ефимов: Да, я был пер­вым пре­зи­ден­том этой орга­ни­за­ции. Тогда я зало­жил пра­ви­ла, что у нас нет вто­ро­го сро­ка пре­зи­дент­ства. То есть пре­зи­дент изби­ра­ет­ся на два года, и не было слу­ча­ев, что­бы кто-то боль­ше двух лет задер­жал­ся. И это очень важ­но, пото­му что я знаю при­ме­ры дру­гих орга­ни­за­ций, не буду пока­зы­вать паль­цем, где, к сожа­ле­нию, была несме­ня­е­мость руко­вод­ства. Просто несме­ня­е­мость при­во­дит, в общем-то, к застою, и орга­ни­за­ции фак­ти­че­ски уми­ра­ют. Это недо­пу­сти­мо. Я, к сча­стью, понял это доволь­но рано в моей карье­ре, и мы видим, как орга­ни­за­ция уже 15 лет суще­ству­ет прак­ти­че­ски и живет, несмот­ря на самые труд­ные времена.

 На кон­фе­рен­ции RASA в Чикаго в октяб­ре 2023 года. Фото: Денис Чередов

T-invariant: Как раз мой сле­ду­ю­щий вопрос про труд­ные вре­ме­на. Сегодня хоте­лось бы уви­деть на кон­фе­рен­ции намно­го боль­ше рус­ско­языч­ных уче­ных? Не так ли? 

ИЕ: Многие участ­ни­ки, кото­рых мы при­гла­ша­ли в преж­ние годы, ска­за­ли, что со всем, где встре­ча­ет­ся сло­во “рус­ский”, они не хотят иметь ниче­го обще­го. В общем, были такие настро­е­ния, к сожа­ле­нию. И вот, в част­но­сти, и по этой при­чине у нас мень­ше участ­ни­ков заре­ги­стри­ро­ва­но было, чем обыч­но, по мое­му, 80 чело­век, если я пра­виль­но помню. 

T-i: Сейчас мы с вами раз­го­ва­ри­ва­ем в сте­нах Northwestern University в Чикаго, где вы рабо­та­е­те. А здесь вы почув­ство­ва­ли после втор­же­ния России в Украину, что к рус­ским ста­ли отно­сит­ся как-то настороженно? 

ИЕ: Я не чув­ствую совер­шен­но ниче­го. Единственное, на лич­ном уровне, неко­то­рые люди не хоте­ли бы напря­мую ассо­ци­и­ро­вать­ся со сло­вом «рус­ский», осо­бен­но если они по про­ис­хож­де­нию не из России. Но с точ­ки зре­ния адми­ни­стра­ции уни­вер­си­те­та, с точ­ки зре­ния отно­ше­ний с дру­ги­ми людь­ми, про­фес­со­ра­ми, сту­ден­та­ми — нет, я тако­го ниче­го не чувствую.

Здесь доста­точ­но длин­ная исто­рия свя­зей с Россией. Я немно­го упо­мя­нул об этом при откры­тии кон­фе­рен­ции. Здесь, напри­мер, с 1930 до 1952 года жил и рабо­тал один из вели­ких наших хими­ков — Владимир Николаевич Ипатьев. Он внес огром­ный вклад в раз­ви­тие химии, поли­мер­ной химии, химии высо­ких тем­пе­ра­тур и ката­ли­за. И так­же он был одним из глав­ных раз­ра­бот­чи­ков совре­мен­ных мето­дов пере­ра­бот­ки неф­ти и про­из­вод­ства бен­зи­на, в част­но­сти. Он жил здесь, в Чикаго, бук­валь­но два квар­та­ла отсю­да. Я, кста­ти, толь­ко что купил квар­ти­ру в доме, кото­рый сто­ит на том самом месте, где когда-то жил Ипатьев. И, в общем, в нашем уни­вер­си­те­те есть лабо­ра­то­рия име­ни Ипатьева, есть энда­у­мент про­фес­со­ра име­ни Ипатьева, есть пре­стиж­ная медаль Ипатьева аме­ри­кан­ско­го хими­че­ско­го обще­ства. То есть, в прин­ци­пе, эти все тра­ди­ции есть. 

T-i: Я вас поздрав­ляю с новым домом, да еще и с такой историей!

ИЕ: Это уже чет­вер­тый наш дом в США. Я за свою карье­ру пере­ез­жал несколь­ко раз, пото­му что часто кто-то мне пред­ла­гал инте­рес­ные воз­мож­но­сти, я ино­гда согла­шал­ся. То есть я пере­ехал, я жил в пяти раз­ных горо­дах, рабо­тал в раз­ных уни­вер­си­те­тах. И каж­дый раз, когда при­ез­жа­ешь к новым воз­мож­но­стям, поку­па­ешь, есте­ствен­но, новый дом,ну, а ста­рый про­да­ешь. Вот я про­дал дом в Арлингтоне под Вашингтоном и купил сей­час здесь.

T-i: Вернемся сно­ва к кон­фе­рен­ции. В чем, на ваш взгляд, её глав­ная особенность? 

ИЕ: Мне очень понра­ви­лось, что ска­за­ла Елена Шевченко (уче­ный-химик, рабо­та­ет в Argonne National Laboratory — прим.ред.). Она в нача­ле сво­е­го докла­да ска­за­ла, что ей эта кон­фе­рен­ция откры­ла гла­за и она убе­ди­лась в том, что есть гораз­до боль­шие науч­ные и тех­но­ло­ги­че­ские про­стран­ства, в кото­рых мож­но жить и вос­при­ни­мать новые идеи. Потому что обыч­но в тра­ди­ци­он­ной науч­ной карье­ре мы сфо­ку­си­ро­ва­ны толь­ко на сво­ей обла­сти науки. 

Мы ездим посто­ян­но на кон­фе­рен­ции, но они все толь­ко в нашей обла­сти. Чуть-чуть в сто­ро­ну — и мы ниче­го не пони­ма­ем: язык совер­шен­но дру­гой. У нас нет пони­ма­ния науч­ной лите­ра­ту­ры дру­гих обла­стей. И в этом плане тако­го рода кон­фе­рен­ция уни­каль­на, она дает воз­мож­ность посмот­реть на очень широ­кий спектр все­лен­ной зна­ний. Мы уви­де­ли здесь раз­ные докла­ды: от лите­ра­ту­ры Толстого до химии и физи­ки высо­ких энер­гий. Это очень важ­но, пото­му что это раз­дви­га­ет интел­лек­ту­аль­ные гори­зон­ты. Начинаешь пони­мать, что науч­ная мысль гораз­до шире, чем наша про­фес­си­о­наль­ная область. 

И это один аспект. А вто­рой аспект на самом деле в том, как это пере­да­ет­ся от поко­ле­ния к поко­ле­нию. То есть, есте­ствен­но, как я уже гово­рил, сме­ня­е­мость — это един­ствен­ный спо­соб выжить. Когда мы живем, мы бес­смерт­ны, поэто­му нуж­на сме­на поко­ле­ний. И в нау­ке это осо­бен­но важ­но, и в таких науч­ных орга­ни­за­ци­ях это осо­бен­но важ­но. Нам в этом году силь­но повез­ло. Молодой уче­ный Эрик Рыткин (рабо­та­ет в лабо­ра­то­рии Игоря Ефимова в Northwestern University в Чикаго — прим.ред.) внес боль­шой вклад в орга­ни­за­цию кон­фе­рен­ции RASA. В целом, на самом деле прак­ти­че­ски все докла­ды были на очень высо­ком уровне. Мне, к сча­стью, почти все докла­ды понят­ны, пото­му что я по обра­зо­ва­нию физик, зани­мал­ся физи­кой высо­ких энер­гий. Теперь я зани­ма­юсь био­ме­ди­ци­ной, и поэто­му я это тоже пони­маю. Я пони­маю спек­тро­ско­пию и немно­го химию, и так­же инте­ре­су­юсь лите­ра­ту­рой и исто­ри­ей, в том чис­ле, я даже писал исто­ри­че­ские ста­тьи. Поэтому, в прин­ци­пе, весь спектр был очень инте­ре­сен. Мы, орга­ни­за­то­ры, про­си­ли доклад­чи­ков гово­рить на язы­ке, понят­ном за пре­де­ла­ми их спе­ци­аль­но­сти. Они, в прин­ци­пе, ста­ра­лись это делать. 

T-i: У вас очень чет­кая пози­ция по-пово­ду вой­ны: вы осуж­да­е­те пол­но­мас­штаб­ное втор­же­ние России в Украину. Как вам здесь живет­ся с такой позицией?

ИЕ: Первое, что ска­жу: у меня жена укра­ин­ка, она из Полтавы, поэто­му тут вопро­сов-то нет ника­ких. И когда нача­лась вой­на, есте­ствен­но, я прак­ти­че­ски пре­рвал все кон­так­ты с Россией, хотя до это­го у нас были какие-то сов­мест­ные про­ек­ты, напри­мер, по физио­ло­гии чело­ве­ка. Все это закон­чи­лось из-за вой­ны про­тив Украины. 

Тем более, что сей­час в Израиле про­изо­шло — это вооб­ще ужас. У нас тоже есть род­ствен­ни­ки и дру­зья в Израиле. Мы недав­но езди­ли в Израиль. И сей­час я пере­пи­сы­ва­юсь с эти­ми все­ми дру­зья­ми и род­ствен­ни­ка­ми, и там про­сто жут­ко, что про­ис­хо­дит, пото­му что все эти дру­зья моло­же меня в основ­ном, у них малень­кие дети, неко­то­рые живут как раз непо­сред­ствен­но там, где про­ис­хо­дят все эти собы­тия! Одна моя хоро­шая зна­ко­мая рас­ска­за­ла, что у нее погиб­ли несколь­ко сту­ден­тов из ее уни­вер­си­те­та, все моло­дые они были… их уби­ли на этом музы­каль­ном фести­ва­ле. Так что это очень личное. 

Естественно, сей­час я помо­гаю, в том чис­ле Украине. То есть я давал день­ги на ВСУ, давал день­ги на помощь людям. У нас есть дру­зья, род­ствен­ни­ки из Украины, кото­рые, соб­ствен­но, зани­ма­лись гума­ни­тар­ной помо­щью на ран­них ста­ди­ях, когда госу­дар­ствен­ная помощь со сто­ро­ны США и Европы еще не очень силь­но была раз­ви­та. То есть мы посы­ла­ли само­ле­та­ми гума­ни­тар­ную помощь: поку­па­ли раз­лич­ное обо­ру­до­ва­ние, про­дук­ты, пред­ме­ты пер­вой необходимости.

T-i: А до вой­ны вы же часто быва­ли в России?

ИЕ: Да, конеч­но. Регулярно, два-три раза в год мини­мум я ездил туда. Сейчас я туда не поеду. Просто пока этот Путин у вла­сти, я совер­шен­но не соби­ра­юсь ездить в Россию. Там оста­лась, конеч­но, моя семья. У меня отец и брат в России, но у меня лич­но ниче­го мате­ри­аль­но­го там нет. У меня нет ни квар­ти­ры, ни рабо­ты, ника­ких свя­зей, кро­ме семей­ных, нет. В этом смыс­ле мне про­ще. Но рань­ше меня посто­ян­но при­гла­ша­ли, и я ездил с радо­стью читать лек­ции по кар­дио­ло­гии в уни­вер­си­те­тах и на раз­лич­но­го рода кар­дио­ло­ги­че­ских кон­фе­рен­ци­ях. В России было мно­го таких кон­фе­рен­ций, в общем, не пло­хо­го уров­ня, Но сей­час, есте­ствен­но, это все закончилось.

T-i: А вы сво­ей пози­ци­ей може­те как-то навре­дить сво­им родным?

ИЕ: Поначалу у меня был такой страх, я на самом деле доста­точ­но пуб­лич­но жест­ко выска­зы­ва­юсь и, более того, я пошел в соц­сеть ВКонтакте. В янва­ре это­го года я туда пошел и стал актив­но выска­зы­вать­ся про­тив вой­ны, за ВСУ и так далее. Поначалу я боял­ся, что моим род­ствен­ни­кам может что-то за это при­ле­теть. 

T-i: А здесь, в Чикаго, вы себя чув­ству­е­те комфортно?

ИЕ: Здесь огром­ная рус­ско­языч­ная общи­на. И самая боль­шая в США укра­и­но­языч­ная общи­на. И здесь еще самая боль­шая поль­ская комью­ни­ти в США. Конечно, может, в Нью-Йорке поболь­ше рус­ских, но тем не менее. Поэтому Чикаго — это очень мно­го наци­о­наль­ный и мно­го­язы­ко­вой город. Сегодня, если вы пой­де­те в центр, то там уви­ди­те про­те­сты. Уже 1000 дней Алексей Навальный нахо­дит­ся в тюрь­ме. И они там высту­па­ют прак­ти­че­ски каж­дую суб­бо­ту про­тив вой­ны в Украине и в защи­ту полит­за­клю­чен­ных в России. Мы туда пери­о­ди­че­ски тоже ходим.

Демонстрация в Чикаго. Фото: Денис Чередов

T-i: Мы гово­ри­ли с вами, что после нача­ла вой­ны Россию преж­де все­го поки­да­ют моло­дые уче­ные. Вас навер­ня­ка зава­ли­ва­ют пись­ма­ми? Люди до сих пор хотят уехать из России? 

ИЕ: Да! Более того, на моих гла­зах при­ез­жа­ют люди, кото­рые были совер­шен­но успеш­ны по всем кри­те­ри­ям: вра­чи, уче­ные, они все, в общем-то, все, кого я знал. Многие уеха­ли, мно­гие про­сто бро­си­ли все. Люди, у кото­рых опыт по 20-30 лет, ска­жем, в кар­дио­ло­гии, кото­рые спас­ли там, навер­ное, тыся­чи  жиз­ней, прак­ти­ку­ю­щие кар­дио­ло­ги, они теперь здесь. 

T-i: Но зна­ме­ни­тый врач-кар­дио­хи­рург Лео Бокерия не уехал…

ИЕ: Бокерия не уехал. Но доч­ка его дав­но уеха­ла. Сам он уже дав­но на пен­сии, доч­ка его дав­но здесь. Она огром­ные день­ги сюда при­вез­ла. Она в Филадельфии живет, по-мое­му, если я не оши­ба­юсь. И где-то в Майами тоже какие-то актив­но­сти есть. Многие извест­ные кар­дио­ло­ги России уехали. 

T-i: Наверное осо­бен­но часто пишут моло­дые ученые…

ИЕ: Пишут, пишут. Но, к сожа­ле­нию, это тоже слож­но, пото­му что не у всех есть откры­тые пози­ции. То есть мы как-то пыта­ем­ся помо­гать, но не все­гда это воз­мож­но. И так­же из Украины пишут тоже, и мы тоже помо­га­ем. Но все это не так просто.

T-i: А что будет с рос­сий­ской нау­кой? Столько все­го было сде­ла­но и тут вой­на. Можно ли будет что-то восстановить? 

ИЕ: Посмотрите на Германию. Когда Гитлер при­шел к вла­сти в 1933 году, он  был у вла­сти все­го 12 лет. Он за это вре­мя пол­но­стью уни­что­жил гер­ман­скую нау­ку, кото­рая, кста­ти, до это­го была луч­шей в мире, в отли­чие от рос­сий­ской, кото­рая нико­гда не была луч­шей в мире. За 12 лет мож­но было уни­что­жить пол­но­стью эту вели­ко­леп­ную нау­ку. И есть выска­зы­ва­ния нобе­лев­ских лау­ре­а­тов гер­ман­ско­го про­ис­хож­де­ния, кото­рые пред­ска­зы­ва­ли, что все­го вот за эти 12 лет наци­сты настоль­ко все уни­что­жи­ли, что зай­мет два поко­ле­ния, что­бы выве­сти нау­ку хотя бы на какой-то при­лич­ный уровень. 

Но до сих пор в нау­ке Германия не вос­ста­но­ви­ла сво­е­го лидер­ства, хотя сколь­ко лет про­шло с 1945-го года. Сейчас гер­ман­ская нау­ка — хоро­ше­го миро­во­го уров­ня, но ей дале­ко до той, что была до наци­стов. Также и в России, после Путина прой­дут деся­ти­ле­тия, пона­до­бят­ся мини­мум два поко­ле­ния, что­бы вый­ти на миро­вой уро­вень в науке. 

Это будет очень дол­го, как пока­зы­ва­ет опыт Японии, Германии, и Италии, Испании и даже Швейцарии.  Как они вос­ста­нав­ли­ва­ли нау­ку? Я это застал через деся­ти­ле­тия после Второй миро­вой вой­ны. Во всех этих стра­нах, что­бы полу­чить про­фес­сор­скую пози­цию в  наци­о­наль­ном уни­вер­си­те­те, напри­мер, что­бы немец полу­чил немец­кую про­фес­су­ру, или швей­ца­рец, или япо­нец у себя на родине стал про­фес­со­ром, он дол­жен был при­е­хать в Америку на пози­цию пост­до­ка и пожить здесь какое-то коли­че­ство лет, опуб­ли­ко­вать отлич­ные ста­тьи из отлич­ной лабо­ра­то­рии, обя­за­тель­но из веду­щей. И тогда ему предо­став­лял­ся шанс полу­чить у себя на родине хоро­шую уни­вер­си­тет­скую пози­цию. Я знаю лич­но людей, кото­рые про­шли это. Это было, есте­ствен­но, 30 лет назад. Сейчас это уже не так акту­аль­но, но  вся после­во­ен­ная вос­ста­но­ви­тель­ная дея­тель­ность в этом и состо­я­ла в этих стра­нах. Потому что и в Японии, и в Германии, и в Италии нау­ка была уни­что­же­на. И, кста­ти, в Испании — Франко тоже уни­что­жил прак­ти­че­ски все. Но сей­час они вос­ста­но­ви­ли нау­ку, они молод­цы. Сейчас у них боль­шой рост в Испании.

T-i: А как вы отно­си­тесь к рос­сий­ским уче­ным, кото­рые все-таки остались? 

ИЕ: Ну, зави­сит от того, какая у них пози­ция в отно­ше­ние путин­ской вой­ны. Есть уче­ные, кото­рые там оста­лись, и у них чет­кая про­пу­тин­ская пози­ция. С эти­ми людь­ми я не раз­го­ва­ри­ваю, я с ними пуб­лич­но разо­шел­ся, и я нико­гда им руку не подам.

T-i: А може­те при­мер назвать? Вы поте­ря­ли, может быть, даже друзей?

ИЕ: Ну, вот, химик-кри­стал­ло­граф Артем Оганов — один при­мер. Он вер­нул­ся в Россию после окку­па­ции Крыма, мы под­дер­жи­ва­ли кон­так­ты, дру­зья­ми не были, но кон­так­ты под­дер­жи­ва­ли. Он хоро­ший уче­ный, тут ниче­го не ска­жешь. Но сей­час он чет­ко зани­ма­ет про­пу­тин­скую пози­цию, и прак­ти­че­ски никто из нашей ассо­ци­а­ции с ним боль­ше не обща­ет­ся. К сча­стью, таких в науч­ном сооб­ще­стве — единицы. 

Заключение: Профессор Northwestern University и рос­сий­ский ака­де­мик Владимир Николаевич Ипатьев отка­зал­ся вер­нуть­ся в СССР после мно­го­чис­лен­ных запро­сов, уго­во­ров и угроз со сто­ро­ны АН СССР и совет­ско­го посла в США Трояновского. Я читал опи­са­ние этих собы­тий в лич­ном архи­ве ака­де­ми­ка и гене­рал-лей­те­нан­та В.Н. Ипатьева, нахо­дя­щем­ся в биб­лио­те­ке Northwestern University. За это он и его друг и кол­ле­га химик Чичибабин в 1936 году были лише­ны зва­ния дей­стви­тель­ных чле­нов ака­де­мии наук, лише­ны граж­дан­ства СССР, и полу­чи­ли пожиз­нен­ный запрет на при­езд на роди­ну. Ипатьев и его жена нико­гда не уви­де­ли сво­их детей и вну­ков, про­жи­вав­ших в СССР и вынуж­ден­ных пуб­лич­но отречь­ся от отца. Но Ипатьев внес зна­чи­тель­ный вклад в химию и в побе­ду над фашиз­мом, раз­ра­бо­тав самый луч­ший авиа­ци­он­ный бен­зин тех лет, на кото­ром лета­ли само­ле­ты всех союз­ни­ков по анти­гит­ле­ров­ской коалиции. 

В.И. Ипатьев. Фото: Дом рус­ско­го зарубежья

Сколько про­длит­ся путин­ская зима и кро­во­про­ли­тие, никто не зна­ет. Но урок преды­ду­щих поко­ле­ний рус­ских уче­ных перед нами. Нужно делать свое науч­ное дело на бла­го все­го чело­ве­че­ства, и оно вне­сет свой вклад в улуч­ше­ние жиз­ни людей и обще­ства всех стран, вклю­чая демо­кра­ти­че­ские Россию и Украину, пусть даже через поколения.

Текст: Денис Чередов

Денис Чередов  15.11.2023

RASA, война, война в Украине, наука, репрессии, российские ученые, СССР, физика, химия, эмиграция